Прибыл домой к 20-му числу сентября 1893 г. Сентябрь был ненастный, в поле осталась скошенной греча и не браны (т.е. не теребляны) и не молочены горохи. Настал октябрь, дни пошли ясные и теплые, я и брат Дмитрий пошли к Бутлерову молотить, ходили с утра в одних рубашках. Платили мужикам 30 к., а бабам 20 к. в день. Проработали мы 30 дней. Погода изменилась. 1-го ноября выпал обильный снег на сухую землю, а 3-го подул восточный ветер, и с ровных мест снег пополам с землей гнало в деревни и овраги. Наша улица проходит как раз боком к ветру. Живущему против переулка крестьянину Дмитрию Алексеевичу Сорокину через ворота заклало весь двор, так что он утром едва вылез из двери сеней, а стоявшая в клетушке лошаденка едва не задохнулась. Против его двора, поперек улицы поставило косу снегу метров в 10 вышиной, снег с землей твердый как камень, так и ездили через нее. Затем погода изменилась, а снегу долго не было. Я с отцом ходил учиться делать сани в д. Малый Красный Яр, к земскому фельдшеру С.С. Зиманову. Однажды, придя со двора вечером ужинать в заднюю избу, и пока хозяйка собирала на стол, я лег на нары так неосторожно, поясницей угодил на ребро нар, и у меня позвоночник так сильно хрустнул, как будто кто переломил сухую палку. У меня перехватило дух, и я не мог шевельнуться, с нар я опрокинулся через бок на пол, вытянувшись на спине и лежал так часа 1½, пока успокоилась боль в пояснице. А потом, когда станешь работать сгорбленно, и вдруг вступит в спину и снова ложись и кроме того боишься отца, подумает, что ты лодыря валяешь, симулируешь, а он этого терпеть не мог. Вот стали отправляться принятые в войска молодые, я выпросился у отца проводить Ивана Федоровича Сидякова. Пошел низом, лугом, около речки, дохожу до Чернушки, а Сидяков уже едет около кладбища, я стал кричать, что было сил в глотке и махать шапкой, а сам побежал бегом, он услышал, остановился. Добежав до его, простился, пожелав ему счастливого пути и благополучно отслужиться, пошел домой. Лапти на моих ногах были худые, запасных нет. Сапог у меня не было, а из Нижнего приехал в чувяках. Что делать, ведь нужно лапти плести, а не видал, как их заплетал отец, да не было время учиться их плесть, жил в людях с 7 июня 1887 г. Но, все-таки думаю, надо попробовать. Полез на чердак, достал пук не очищенных лык, стал чистить, очистил, стал кроить на узкие полоски, накроил, надо заплетать, а как – показать некому. Вспомнил, у отца где-то был один лапоть сплетенный, давай искать; нашел, стал разбирать пятку, с чего начинается плетение, держу лыки в руке, начинаю загибать. На что-то похоже, 4 лыка на дело пошли, еще нужно в угла по одному поставить, снова в лапоть заглянул, нашел дорогу, дело пошло. Дошел до головы, снова заглядываю в лапоть. Наладил, а второй пошел лучше и скорее. Так я эти лапти вечером докончил, и обулся в первые лапти своего мастерства. Дальше уже не допускал себя, чтобы я ходил в худых лаптях.
     Кончили работу саней, отец поехал в Билярск на базар. Купил лошадь, рыжаго лысого мерина за 23 р. Зиму стали работать на 2-х лошадях, возить хлеб от Булыгина в Алексеевское, 22 ½ п.[удов] на лошадь по 40 к. за воз – 14 верст расстояние. Ездили с братом попеременно. В 1894 г. перед масленицей, сидя на посиделках у Михаила Якимова, отдавал сестру Наталью за Ксенофонта Корчагина, и уложились с девчонками спать на полу, я лег с Еленой Куяновой, с которой у нас уже было кое что общего, и здесь, только приготовились сыграть партию в ремешок, как пришел отец и стучит в окно: «Манька, иди домой. Пойдем в лес к Лесину». Я оправился, встал и пошел домой. Отец говорит: «Одевайся, придется ехать в Казань». Одел полушубок и с воротником азям, пошли. Дорога была 5 верст мягкая после бурана. Пришли – устали, а с нами еще мужчина Семен Александрович Широков, он был слаб зрением, дорогой не раз падал. Потом запрягли 5 лошадей, поехали в Чистополь, где наложили 125 п.[удов] пшена и поехали в Казань. Погода была скверная, шел сверху сырой снег, а по низу дул ветер. [Щибли] и раскаты как в морских волнах. Семен Александрович был одет в трех одеждах: полушубок, кафтан и сверху азям без воротника – с шалью, а на голове башлык. Садился на воз (у него была корзинка вязовая) на одну сторону, ноги свешивал, и вот они раскатываются с шишки ухаба на заднюю сторону, ударяются об борт с силой и С.[емен]А.[лександрович] летит с воза через голову, воткнется в мягкий снег головой, а ногами болтает, и хрипит, такое у него было дыхание, поднимается из снега, догнать лошадь не может, снова спотыкается, падает, а мы с отцом смеемся.
     Приехали в Казань, на ул. [Пески] д.[ом] Синицына, сдали лошадей и пшено. Хозяин попросил на этих же лошадях возить на [хабан] снег. Дней 7-8 возили, потом получили расчет по 40 к. в день, я с отцом пошли в скобяной магазин Гордеевой Н-ки, купили инструменту и салазки, все сложили и вышли из Казани в 1 ч. дня, пришли в с. Сокуры, ночевали. Утром часа в 4 встали, попили чаю и в ход. До Чирков шли без отдыха. В Чирках попили чаю, пошли до Алексеевского всего 86 верст в день. Не доходя Алексеевскаго 5 в. есть на овраге мост под названием «Долотовский», тут мы приостановились отдохнуть и моментально заснули, отец первый очнулся и говорит: «Ребята, пойдем, а то пожалуй, уснешь и не встанешь». Тронулись, а ноги уже не хотят слушаться, и эти 5 верст шли часа 2. Пришли мы в Алексеевское часов в 7 вечера к знакомой отцу калашнице Лисициной, и тут ночевали. На утро пятница – базар, и уехали со своими односельчанами домой.
     Масленицу проводили, начался В.[еликий] Пост. Приезжает к нам из д. Служилой Шенталы управляющий имения графини Коровин-Крюковской, дать работу построить молотильную машину и перенести сарай из дер.[евни] на хутор, порядились за 100 р. на готовых харчах. Затем 6 возов хворосту и 200 шт.[ук] кольев дубовых. Работать поехали на 4-й неделе В.[еликого] Поста, когда прислал лошадей.