Уселись в вагоны не как больные, а как арестованные – нары голые доски, в вагон по 40 человек, ехали тихо, разъездов понаделали через 5-6 верст, на каждом из них остановка по несколько часов. Ехал один русский солдат, от Красноярска, из запасного батальона, и один японский унтер-офицер – после сильного ранения, для дальнейшего лечения. Японец никогда, ничего и ни с кем не говорил. А этот русский, такой трепач, врун – ужас, он наслышался от таких же врунов разной нелепицы, да еще сам переврет и получается черт знает что. Так, однажды, он врал про японцев небылицу, японцу это, видимо, показалось сильно оскорбительно, и он, к удивлению всех, сказал чисто по-русски: «д-у-р-а-к  т-ы», и дальше – ни слова. А этот хотя дурак, а стало стыдно, покраснел и замолчал, в вагоне уже не брехал, а стал выходить из вагона на остановках и собирать около себя разявых, он врет, а те ртом слушают. Я его раза два одергивал, когда он соберет около себя толпу разявых, со стороны подойду и дерну его: «Будет врать». Посмотрят на меня и на его и разойдутся. На самом деле, что может знать рядовой солдат? Кроме своего звена – ничего. Командирам не все бывает известно до тех пор, пока не совершится общее дело, а то тоже дается каждому свое задание и оно хранится в тайне.
     Таким путем мы доехали до г. Омска, тут нас высадили, пробыли здесь 1 сутки, а затем снова погрузили и поехали в г. Челябинск без задержки, Прибыли в Челябинск, поместили нас в лазаретной палатке около станционной ж.[елезно-]д.[орожной] бани. Всех вымыли, кормили хорошо – сытно. 25 мая состоялась комиссия из Казанских врачей, и освободили меня на 1 год, для поправления здоровья. 27 мая я выехал поездом до г. Уфы, а от Уфы до г. Чистополя – пароходом. В Чистополь прибыл 4 июня, в субботу, канун Св.[ятой] Троицы. В этот же день явился Воинскому начальнику, а Троицу погулял в лесу на берегу р. Камы, с дядьями: С.В. Мотковым, Г.А. Ч…….м и их женами, жена Глеба – Лидия - пела со мной песни, а потом и говорит: «Эх, Манька, последний раз я с тобой гуляю». Я этой пророческой речи не придал значения, а она сбылась так точно, я ее больше не видал, она скоро умерла, я был в Нижегородской ярмарке. В понедельник я пошел на толчок, военную фуражку продал за 60 к., а купил соломенную шляпу за 20 к. и направился домой пешком, но не вышел еще из города, на Казанском тракте догнал наш односельчанин Куприян Лазаревич Куянов, взял с собой и привез домой. Пришел: в шинели, длинная лазаретная белая рубашка и кальсоны, да сапоги. Дома кое в чего меня одели.
     Неделю болтался около родных, делов в ту пору никаких – междупарье. Сижу я у зятя Николая Андреевича Рыжкова под вечерок, гонит верхом младший братишка Иван, зовет домой: «Айда домой, Маша приехала», я сел на его лошадь, его оставил пешком, вхожу на двор с лошадью, а мой сынишка Николай выбег на крыльцо, смеется: «П-а-п-а». Я взял его на руки, стал целовать, вхожу в избу где жена и дочь Евгения также ждут отца и мужа. Жена меня упрекала за то, что я ее напрасно потревожил из Н.[икольск-]Уссурийска, что ее не пускал Дроздов, успокаивая, что опасности здесь нет, что муж потом приедет, а я ей твердо написал из Харбина и Читы о выезде на родину. Правда, я здесь сделал непоправимую ошибку. С неделю я пожил дома, поехал в Казань с женой и детьми, я по своим делам относительно службы, а жена и дети к врачу. По прибытии парохода на пристань слез, позвонил по телефону в контору К.А. Юшкова. Меня вышли встречать на двор Д.Т. Сурков и Н.К. Казанцев, и сидят на лавочке у конторы. Я поехал не извозчиком, а трамваем. Трамваи ходили медленно, ехал долго, от №№ Щетинина взял извозчика, въезжаю на двор К.А. Юшкова, Сурков и Казанцев подходят, здороваются и говорят: «Что очень долго ехал? Когда позвонил, и мы с тех пор сидим ждем. Ну, пойдем.» Я говорю: «Дайте мне №-р, поместить семью». Сурков позвонил зав. номерами Василию Анкудиновичу Симонову, тот отвел комнату. Семью устроил, пошел в контору, вопрос «Что буду делать?» - «Пока не знаю. Устрою семью где жить, тогда будет видно». Сурков говорит: «Оставайся у нас, нам нужно человека для Нижегородской ярмарки». Тогда мне все же придется поехать с семьей, ее устроить и взять паспорт. Они согласились. Трое суток побыл в Казани, семью повез в Чистополь, поместил у дяди С.В. Моткова. Сам поехал домой. Взял бессрочный паспорт и вернулся в Казань, на работу в контору К.А. Юшкова н[аследни]-ки.