Прибыл в ярмарку. Лавка наша находилась в Москательном корпусе по Царской улице, арендованная у Леонида Николаевича Бирюзина, Нижегородского б.[ывшего] купца, но прогоревшего со смерти отца, сам Л.[еонид] Н.[иколаевич] был немного как прилично выразиться – не дурак, а не все дома. Заехал в лавку со двора, т.е. с заднего хода, где встретил Шакира и его жену Хусни. Первое их приветствие, вырвавшееся из радостной груди: «И-о Ш…..в, исам-ма», т.е. «Ч…..в, здоров ли». Обменялись рукопожатиями, Хусни побежала с медным чайником за кипятком, а мы с Шакиром сели у стола в заднем отделении, стали говорить о том, как дела вообще, о войне, которая еще не окончена, но начаты были переговоры по предложению Американского президента Вильсона – в Вашингтоне. Хусни принесла чай, сели пить, за чаем я поинтересовался работой Шакира по подготовке, разборке, укладке, упаковке пакетов, сдаваемых Нижегородским домом трудолюбия и Андреем Ивановичем Гориновым. После чая я осмотрел склад и лавку, вижу, что все сделано опытной рукой Шакира хорошо и в порядке, начал разбирать свою контору и имевшиеся налицо документы приводить в порядок. Так потекли наши дни за повседневной однообразной работой с 4 часов утра до 9 ч.[асов] вечера, а там каждый себе, кто спать, кто в баню, а я всегда ложился в 1-2 ч.[аса] ночи, пока не приведу дела дня на свое место. Затем прибыл приказчик для отправки и приемки с пароходов товаров Михаил Парфенович Портнов, и зам. доверенного Владимир Степанович Семелькин. Стало люднее и веселее. 1-го июля открыли лавку. Торговля шла средним напряжением, личной покупки было не так много, потому что в некоторых промышленных центрах уже были забастовки. Товары более отправлялись по письменным заказам. Однажды, это было по приезде Д.Т. Суркова, я сидел в своей отгороженной стеклянной ширмой конторке, входит в магазин человек высокого роста, широкоплечий, голова с длинными черными и по концам кудрявыми волосами, в черной толстовке, в сапогах «босфорты», фуражка «кепи», немного засаленная, видно, что рабочий. Голос, как иерихонская труба, снял кепи прилично, отдал стоящему за кассовой горкой Д.Т. Суркову – поклон, и говорит: «Я от партии социал-революционеров г. Петрограда, прислан сюда для подготовления «черной сотни», пожертвуйте на ее содержание». Д.[митрий] Т.[имофеевич], как я заметил, съежился, как черепаха, когда видит опасность, прячет голову в свою броню, так и он прижал голову в плечи, но открыл кассу, дал ему серебряный рубль. Он принял с наклоном головы, сказал: «Благодарствую», вышел из лавки. По уходе сего господина Д.[митрий] Т.[имофеевич] говорит мне: «Вот, Д.[митрий] А.[нтонович], попади такому дяде в лапы, как давнет по макушке, так и превратит в лепешку. Да есть кому и чем давнуть – внук Адама». Через несколько дней после посещения сим господином, случился какой-то шум по всей ярмарке, стали закрывать двери магазинов, никто ничего не знает, а спросишь какого прохожего, говорят «В китайских рядах «черная сотня» бунтует». Так прошло 2-3 часа. Снова стали открывать двери и то и дело выглядывают из дверей магазинов, нет ли чего на улице опасного. После выяснилось, что была драка извозчиков. В таком напряженном состоянии находились во все время ярмарки. В присутственных местах и банках провели электросигнализацию и дежурили полицейские с оружием.
     К концу ярмарки в лавку пришел зав. Нижегородским домом трудолюбия – черносотенец «Михаила Архангела» для учинения расчета за клейку нам пакетов, сел на стул около угла моей конторки, и немного спустя также вошел пакетчик еврей Розенберг, учинить расчет за взятую им бумагу. С чего у них началось, я не вникал сначала в их разговор, но когда стал повышаться тон разговора, я прислушался, еврей этого назвал черносотенцем, а этот еврея - экспроприатором, еврей обиделся и говорит: «Вы знаете, когда делили свет, то поставили больсуссый столб, и повесили: цины, ордена, а на верхуску полозили деньги; русские расхватили цины и ордена, а нам сто оставалось делать? Лезь за деньгами. Вы русские не мозете работать, если у вас не будет евреев, то вы пойдете в Америку и купите себе еврея на племя». Зав. Ниж.[егородским] домом трудолюбия еврея все задевает за живое, а у еврея уже слюни у рта сгустились пеной и в конец сказал: «А мы вам дали Бога (т.е. Иисуса Христа), дадим и царя». На этом разговор кончился, еврей ушел, и черносотенец поднялся уходить. Д.[митрий] Т.[имофеевич] все время стоял за кассой, прислонив большой палец правой руки к губам, глядел на меня, и показывал глазами на дискуссирующих. Ушли: «Слава Богу, - сказал Д.[митрий] Т.[имофеевич] – вот они какие, евреи». Я говорю: «Д.[митрий] Т.[имофеевич], народ загнанный, не имеющий твердого пристанища, ему жить тоже хочется, поэтому изворачивается хитростью, но если с ним добросовестно поступать, еврей – честный».
     Перед закрытием ярмарки пошли в фотографию Дмитриева, группой снялись: Д.Т. Сурков, В.С. Семелькин, Д.А. Ч…..в, М.И. Портнов, Ш. Садыков, Л.Н. Бирюзин, А.И. Горинов, В. Шиманский. Взяли все по карточке, а затем Сурков повел всех в цирк Бр.[атьев] Никитиных, смотреть «воздушный полет». 11 сентября выехали в Казань.