Занимался этим химик прапорщик Васильев. У него было два самодельных аппарата для дистилляции воды. За мукой посылали в Орел, а за солодом в Сибирь. На 1 п.[уд] муки клали 10 ф.[унтов] солоду и 1 ф.[унт] дрожжей. Первый гон давал 7 бут.[ылок] чистаго 90º спирта. Открывают бак, дают барде остыть до 25º температуры, снова кладут 1 ф.[унт] дрожжей, трое суток киснет, замазывают бак, ставят аппарат и гонят, получается спирт 72º по [рюмюру], которым они меня угощали. Домой, т.е. в роту, поехал уже поздно, ночь была полнолунная, ехать 11 верст все лесом, светло, тихо, лошадь пустил шагом, сам отдался вольным думам, о предстоящем очередном отпуске. Вернулся в 11 часов ночи. К[оманди]р. командующий ротой был подпоручик Вячеслав Федорович Шаширин, малый хороших качеств. Приходит ко мне справляясь благополучно ли съездил, я говорю: «Не нужно лучшего желать», рассказал о свидании с Павликом, об ужине с выпивкой. Теперь старуха-мать – спать.
     Дотюкали до половины октября. Я стал просить отпуск. Сидим однажды вечером у себя с Гуляевым, говорим, я рассказываю, как в Таврической губ.[ернии] есть в одном селе оригинальная вентилятровая мельница, в это время взошел артельщик Николай Яковлев (Олонецкой губ. Мошинской волости) за требованиями на продукты, выслушал разговор и говорит: «Г[осподи]-н чиновник, а у нас такая мельница есть. Построил ссыльный латыш в 1906 году». Я ухватился за его сообщение и говорю ему: «Хорошо, Яковлев, я поеду в отпуск, а тебя возьму в командировку с тем, чтобы сделать в Москве покупки, приедем к тебе, а на обратном пути ты покупки заберешь с собой в роту. Так и решили. 18-го октября выехали. 20-го в Москве я все покупил и вечером по Северной дороге выехали до ст.[анции] Няндома, а дальше по Шенкурскому тракту 45 верст до его дома. Из Москвы дали телеграмму его жене, выехать на ст.[анцию] на лошади. Она приехала. Пока мы ехали от Москвы до Няндома, погода изменилась, пошли дожди. Шенкурский тракт невозможный. Дорога грязная – глина, шли все пешком, а лошадь везла еле-еле телегу. На полпути один заезжий дом. Народу полно. Не дождешься очереди попить чаю, но все же напились, лошадь немного отдохнула, тронулись дальше и к 12 ч.[асам] ночи едва дотащились. В их районе эта волость имела по названиям 78 деревень. Деревни от 4 до 9 домов, больше нет. Расположена по берегу озера «Моша», а в середине озера есть островок, на котором стояла кирпичная церковь, подъезжают к ней на лодках.
     По дороге заехали с краю этих селений к Николаеву крестному. Дом его двухэтажный пятистенник, новый, а рядом с ним, только через промежуток в 3 аршина шириной, такой же дом, а промежуток служит коридором для прохода на скотный двор, пристроенный в навал к домам, с односкатной крышей, где устроен сеновал для складывания кормов, въезжая прямо с возом, по специально устроенному мосту – въезду. Дров заготовляют 4/4 сажен по 50-60 из сырого растущаго леса. Боже сохрани, чтобы мужик взял валежину или сухостойную, как и в Сибирь. Живут зиму в одной избе, а летом расходятся спать где кому нравится. Я поинтересовался, спросил: «Для чего же Вы ломаете по-пусту бока, строитесь, и никакой пользы Ваша постройка не приносит, ведь здесь не город сдать под квартиру», а хозяин отвечает: «Видите, землячек, у нас здесь такой обычай, если два таких дома кто не имеет, того считают не крестьянин – смеются». – «Да ведь страховку платить устанешь?» - «Страховка не большая, и то многие не платят, у нас нет пожаров». Две его дочери за 20 лет каждой – здоровыя, как лошади, варили на берегу реки Иксы ячменное пиво, к предстоящему празднику волости 26/Х Дмитрия Солунского. Варят таким способом: ячмень намочат, положат его на какой-либо дороге на пол, слоем вершка 1 ½ - 2, чтобы он дал росток, и даже до появления в ростке зелени. Тогда его соберут в кучу, закроют разной хламиной, а то на русской печи, окроют и наложат что либо теплое для того, чтобы получилось согревание, от согревания росток и сердцевина, мучнистая часть, изменит цвет, из белого цвета получится бурый и сладкий. Затем его сушат. Некоторые дробят, а то просто целым кладут в специальный котел – казан, тут же и хмель, и варят. Перекислый несколько, сливают в кадку, поставленную на колоду, с пробуравленным дном и постланной ржаной соломой, вроде цедилки. Наварив нужное количество, из колоды сливают в бочонки и кладут специальные пивные дрожжи.
    От этого крестного мы поехали к Николаю домой. В темноте я не понял, где у них улица и где лицевой фасад. Дома смотрят во все стороны радиуса, а сколько было поворотов я не могу себе представить. Наконец сивой кобылы сказала баба «Т-п-р-у». Приехали. Слава Богу. Мы с Николаем вошли в избу, а жена осталась выпрягать лошадь. В избе только одна мать. Она обрадовалась – засуетилась, стала готовить ужин, варить уху из свежей рыбы, которая у них под носом – в озере, и никто не ловит на запас или продажу. Нужно на уху – пирог, спустился на лодке, закинул у кого какая снасть, вот тебе и рыба. Поужинали, я с другом лег спать на теплую печь. Спали превеликолепно. Утром мать нас накормила овсяными блинами со сметаной и маслом. Позавтракав, оделись, пошли на берег. Сели в лодку и поехали на обон пол озера. Переехав, пошли к тому хозяину, владельцу ветряного вентилятора – мельницы, он как раз тоже приехал с фронта – в отпуск. Хозяин ремонтировал забор сарая. Поздоровавшись с ним, я его попросил показать его заведение. Он любезно откликнулся, пошел в дом, взял ключ, открыл мельницу, был легкий со стороны озера ветерок. Открыл из 8-ми двое ворот, первые с хода ветра и четвертые – на выход сквозного ветра. Вентилятор диаметром 18 арш.[ин] 8-ми граненый. Ветряной футляр вышиной 5 ар.[шин] Ветровых водил – 2 яруса – 6-ть. Обшивка – вертикальна. Действие водил: одно крыло проходя первые ворота берет на себя давление воздуха и подходит к 4-м воротам на выход воздуха, как к первым подходит еще крыло. Теперь пойдем к кулачковому колесу, на 130 кулаков, а шестерня тоже кулачковая о 13 кулаках. Следовательно, один круг вентилятора дает вращения жернову 10 раз. Осмотрев мельницу, я хозяину посоветовал ветровых тяг добавить до 12-ти, а то и до 16-ти и другого образца обшивку. Поблагодарил за не отказ хозяина, пошли с Николаем к лодке, ехать домой. День прошел быстро. Вечером я должен ехать на ст.[анцию] Няндома, продолжить путь к намеченной цели – домой. Вечером Николай пошел в деревню, нашел у кого-то ведро свежего пива. Я выпил счетом 9 чайных чашек, от которых в голове зашумело. Затем он обротал 2-х лошадей, верхом поехали на ст.[анцию] Ехали шагом. Без седла проехать 45 верст чистая каторга, меня всего разломило. Когда у ст.[анции] слез с лошади, то мои ноги не могли двинуться. Я простился с Николаем еще раз и навсегда. Больше с ним не пришлось видеться.
      Поезд пришел, я поехал в Москву. Прибыл в Москву, переехал на М.Курский вокзал, в 9 часов вечера поезд отходит на Н.[ижний] Новгород. А как имеющий право согласно воинского удостоверения ехать с билетом 3 класса во 2 классе, захожу в вагон 2 класса. Публики, что называется, набито битком, много пассажиров без мест, в том числе и я. Имея при себе вагонный ключ, добытый при отступлении из г. Ковеля, я его при поездках всегда брал с собой для таких случаев. Кондуктора и проводники, для срыва с пассажиров на чай, запирали вагоны и в таких случаях, когда были и свободные места. Делается это и теперь. Если кто часто ездит, наверно натыкался на такия препятствия. Так и в этот раз. Одно купе было закрыто. Я его открыл, публика сразу шарахнулась, мне самому досталось лишь встать в дверях. Это было 25 октября, когда большевики взяли власть в свои руки, то дежурным по ст.[анции] стоял человек в солдатской шинели без всяких - для железнодорожной администрации – отличий. С платформы увидал, что закрытое для какой-то цели купе – открыто, и в нем полно уже пассажиров. Входит в вагон, спрашивает так сурьезно, но с виду вежливо: «Кто открыл купе?». – «Я» - говорю. «Сойдите с вагона, заберите ваши вещи». Я взял чемодан и еще ящик, пошел за ним. Привел меня в комендантскую, сказал, что вот этот товарищ открыл самовольно своим ключом купе 2 класса. Меня допросили по имеющейся у них форме протокола, отобрали ключ, отпустили. Я поехал с отходящим в 10 ч.[асов] ночи поездом. Приехал в Н.[ижний] Новгород часов в 11 дня, поехал к Мастридии. Сходили в баню, два дня у ней отдохнул, на третий 1-го ноября в 1 ч.[ас] ночи с Ромодановского вокзала она меня проводила, поехал на Тимирязево – в Казань, куда прибыл в 4 ч.[аса] дня.
      Зашел в к[онто]-ру Юшкова, сложил вещи, отдохнул несколько, пошел искать попутчика на Чистополь или Алексеевское. В №№-ах Щетинкина «Казанское подворье» я нашел попутчика чистопольского мещанина, с ним договорились когда ехать по постоялым дворам, искать возчика, котораго нашел на Георгиевской ул. в доме Елкиной, где раньше я работал в конторе А.Н. Бабикова. С возчиком подрядился везти на протяжных до Алексеевска, за 150 рублей. Выехать завтра в 2 часа дня. К означенному часу лошадей подать к №№-м Щетинкина, куда переехал и я с вещами. Лошади поданы. Мы уложились, сели и тронулись в путь. Погода стояла сырая и пасмурная. Лаишево проехали, стало темнеть и подул западный ветерок. Дорога стала пристывать – густеть. На колеса стало приставать и мерзнуть. Лошади начали сдавать, от рыси перешли к шагу, а ехать еще 21 верста. [Именьково], татарская деревня, осталось до Шурана 10 верст. Ну, здесь как-нибудь дотащимся. Прежде сидели и вели кое-какие разговоры, а тут совершенно замолкли. Каждый из нас углубился в свои неотвязные думы. Как, что будет впереди. В Шуран приехали уже часов в 10, везде огни. Заехали на квартиру к знакомому нашего ямщика. Здесь справились относительно переправы через р. Каму. Послали за паромщиком, он пришел, с ним договорились перевезти нас пораньше одних. За это он взял 10 рублей. Утром, едва рассвело, спустились на берег, паром нас ждет, поставили тарантас с лошадьми, отвалили от мостков. По реке шла шуга, Кама собиралась на зимнюю спячку. Тихо, но благополучно переплыли. Съехали с парома, оправил ямщик лошадей, поехали. В ночь шел снежок, на лугах хорошо отразилось. Ехать пришлось тоже переменным аллюром. Проехали село Мурзиху, выехали на шоссе, где снег не мешал, от скачек к колесу не приставало. Прибыли в Алексеевское в 11 ч.[асов] дня. Я проехал к покойному уже Николаю Ивановичу Родионову, портному, старому другу и очень давно ведущему с нами знакомство, еще старики были друзья, заехал к нему. Он очень обрадовался, много лет не видались. Он угостил обедом, дал свою лошадь с жившим у него молодым парнем – беженцем, проводил меня домой. Ехали здесь на санях, выбирая межник, где поглаже и побольше снегу. Приехал в родное село Красный Яр, где жила моя семья, где прожила свой век моя дорогая и любящая меня страдалица мама, скончавшаяся тоже за моим отсутствием 14 ноября 1911 года. Подъехал ко двору своей ничем не защищенной от бурь и непогод хибарки. Дома все, Слава Богу, живы и здоровы, и я дома. Возницу своего накормил, лошади дал овса, ему на чай 2 р. 50 коп. и сказал – езжай тихонько, не гоня лошадь.
     Это было 7 ноября 1917 г. с этого дня буду писать II том «Моя жизнь при советском строе с 7 ноября 1917 г.»
     Д.А.Ч…..в.
     16.2.1938 г. 4 ч. 55 дня. Козловка [...]