Здравствуйте, дорогой Андрей Трофимович.
С приветом из города Боровичей от Садофьева Павла. Дорогой Андрей Троф[имович]. Сегодня 19.10 получил от Вас письмо, в котором Вы пишите, что лишь открытку получили и узнали о своем Гене. Дорогой Папаша, я долго не решался написать Вам об этом, но рано или поздно вы должны были узнать об этом. Дорогой Папаша, Вы пишете, чтоб я подробно описал Вам о смерти Гены, я это с удовольствием сделаю, но никаких документов, а также фотокарточек у меня не осталось, единственное – это адрес, который был записан в записной книжке.
Дорогой Папаша, 12 августа мы были, как всегда, на занятиях в (В[еликом] Устюге в училище). Гена был в карауле. Был получен приказ о том, чтоб 12-го же числа 1-й партией отправиться на фронт. Доля выпала на нашу роту, как на фронтовиков, и мы 12-го же в 6 часов вечера тронулись на пароходе в г. Котлас. Утром выгрузились и поехали на город Киров, с Кирова – на Вологду, а [из] Вологды – [в] Череповец и на Волхов, и приехали в 220-й армейский полк, пожили там дней 5. А оттуда же в 24-ю гвардейскую дивизию в 72-й полк, в минометный батальон, так как мы были с Геной минометчиками. А оттуда вместе со всей 24-й див[изией] тронулись на фронт. До фронта шли пешком, несли большой груз килограммов по 40 каждый, но Геннадий не говорил о трудностях, хотя и выбивался из последних сил.
Мы с ним лежали в госпитале под Москвой при ст[анции] «Отдых», раны у нас зажили, но в училище открылись. А поэтому нам еще было тяжелее. 26 августа мы прибыли к передовой линии, а 27 августа мы начали наступление. С утра была артподготовка, которую едва ли видели немцы, через нас летели миллионы снарядов от всех видов артил[лерии]. Геннадий очень сильно был доволен этим, и мы не раз аплодировали залпам «Катюш». В этот день мы прошли 3 лин[ии] немецкой обороны, он сел в 4-ю. С этого дня началась обычная фронтовая жизнь.
Но вот, 30 августа, было получено известие, что немец должен перейти в контратаку. Вечером 29 августа был ранен ком[андир] роты. С утра 30 августа мы вели огонь по немцам, они засекли огонь нашей батареи. Но еще было тихо, мы уже 4 дня вели огонь и почти совершенно не спали. 30 августа немец в 2 часа дня перешел в контратаку, обошел нас с левого фланга и вел по нам автоматный огонь. Одновременно же нас начали бомбить нем[ецкие] самолеты и открыли мином[етный] и арт[иллерийский] огонь тоже по нам.
Было все смешано, летела земля, осколки срубали деревья, но мы уже как 2 часа ведем огонь. Мины уже подходили к концу, был получен приказ отойти на новый огневой рубеж. Вот последняя мина, Гена поднялся для того, чтобы опустить ее в ствол, но мина от немцев разорвалась около его ног. Он повалился на меня, на нас же повалился миномет, я несколько секунд лежал под Геной и минометом, но поднялся, Гена уже был готов. Я начал его опрашивать, но уже все, кровь лилась из разных мест, он был еще теплый, но ничего [не] мог ответить. Мы лежали под минометом и срубленным деревом, стрельба не прекращалась. Он лежал головой вниз, в правом кармане шинели ничего не оказалось, в другие карманы время не позволило слазить. Я долго его трогал за лицо, хотел добиться от него слова, но он был насмерть сражен нем[ецкой] миной в правое плечо и много других ранений. Так погиб Ваш сын Геннадий, он проявил себя как человек, до конца преданный нашей Родине, нашему Народу. И в тот момент, когда окружали нас немцы, он оставался у миномета до последней мины.
Вот и все о его смерти. Когда отошли на новый рубеж, долго вспоминал о павших в этом бою. Ваш сын явится для нас, как образ героя. Андрей Трофимович, извиняюсь, что называю Вас Папашей, но у меня нет отца, а у Вас нет больше сына, дорогого Вам. А поэтому все, что было, я описал, если бы был сын Гена, может когда-нибудь рассказал Вам об этом. Пока все, при случае, буду в Чебоксарах, зайду и расскажу. Но я сейчас выписываюсь. Снова на фронт. До свидания, Павел.
ГИА ЧР. Ф. Р-2216. Оп.1. Д. 20. Л. 5-7 об. Подлинник. |
