Время осень, дела навигации приходили к концу, между нами, служащими Юшкова, стали заводиться разговоры, что вот скоро слезут с парохода трое знакомых буфетчиков Илья Иванович, Иван Нилыч и Максим Иванович, будем устраивать семейные вечера, да них Миней Игнатьевич, Александр Степанович, Никифор Кузьмич и иногда приезжал из имения Николай Павлович, Василий Гаврилович. Так вечером, когда приказчики придут, закрыв лавки, сдав выручки, соберемся к Иванову, ресторан на углу Лядской улицы, по паре пива на рыло, просидим до 12 ч.[асов] ночи, тут закрывают, идем на Черное озеро, в вокзал Ожегова, забираемся на хоры, заказываем ужин с водкой. Здесь до 2-х часов ночи. Утром вставать приходилось к 7 ч.[асам] утра и идти в контору, делать уборку, сторожа или уборщицы не было, а затем занятия. Но никогда не начинали работать прежде чем напиться чаю, а перед чаем обязательно на три рыла 1 б.[утылку] хинной водки и на закуску рыбы: севрюги или осетрины, а потом уже работать. По воскресеньям сам хозяин покупал театральные билеты и давал нам, а кто дежурил по воскресеньям в конторе у телефона, платил 1 р. Я первый раз пошел в театр. Шла «Снегурочка». Первое действие посмотрел – не понравилось, ушел в буфет и до конца пил пиво. 2-й раз хозяин дает билеты и говорит: «Идите, сегодня новая пьеса «Контора счастья»». Пошел, действие просидел, обругав всех и вся, плюнул и ушел в буфет пить пиво и больше не ходил и другим не советовал. Балаган для обмана глупых глаз. Эти комедии встречаются на каждом шагу жизни, только нужно ходить и внимательно ко всему присматриваться. Театр для ожиревших и без дела скучающих людей. А еще проще назвать школа жизни, кому поможет в хорошую сторону, а кому – обратно. Кто как умеет ценить и понимать театр. Был мой коллега Н.К. Кузнецов – бухгалтер, не высокого птица полета, но любил рисоваться – умным, благо видел вокруг себя сиварей из вятских и владимирских мужиков. Он всегда старался доказать нелепыми доводами что черно, то бело, и наоборот. Всегда затевал какой-нибудь неуместный разговор, совершенно не относящийся к намеченному предмету и говорит с таким жаром, жестикулируя руками, сведет на нет, что из всей его речи остается скорлупа пустого яйца. Он женился в 1889 г. на горничной из Вятских, имя Юлия. Неграмотная, он взялся ее учить сам, правда она выучилась читать, он ей покупал книги, выписывал журналы с романтическими приложениями, она заинтересовалась, увлеклась чтением, но зато разучилась делать. Благо жила у них мать Кузнецова, которая, избегая неприятностей от сына, все терпеливо переносила и делала. Юлия начиталась романов, поняла их смысл, как романисты жили в свое время, так и она стала показывать свое личико в шумное общество. Как вечер зимний долгий сидеть с бабушкой и детьми - а их было 4 девочки - скучно, а мужу нет время, она это отлично знала, но все же придет его позвать: «Никита! Ты не пойдешь сегодня в театр, сегодня вот что идет» – называет оперу, драму, водевиль или оперетку. Ему на самом деле некогда, нужно хозяину приготовить сведения к 2 часам ночи, чтобы, когда он вернется из Дворянского собрания, сведение лежало на столе кабинета. Так Никита разрешает Юлии идти одной, если она хочет, а она только этого и ждала. Такое хождение ей удавалось часто. При этих случаях нашлись такия же охотницы-кумушки, а у кумушек – кумовья-пожарники, а уж нашей Юлии Бог дал счастия, не пожарник – нет, а здоровенный Покровской церкви – отец диакон Иванов. Конец драмы Юлии и Никиты будет в описании 1905 и 1922 гг.
     Однажды мы также собрались всей кавалькадой, сначала к Иванову, а по закрытии к Ожегову, где просидели до 2-х часов ночи, и тут закрывать. Мы выходим на левую Черноозерскую ул.[ицу], садимся по два на извозчиков не говоря извозчику куда ехать, они сами знают, куда пьяных дураков возят, приехали к красному фонарю. «Слезайте, барин». Слезли, идем в помещение, где намалеванные по-китайски рыла, в коротеньких юбочках, порхают по залу. Окружили нас и каждая тянет к себе. Выпили пива, пошли во 2-й, 3-й и так прошли более 20 домов. Время к утру, пошли домой. Я и Александр Степанович, каким-то чудом, выходя из ворот, повернули не налево, а направо, и пошли. Огни керосиновых фонарей едва мерцают сквозь падающий сверху хлопьями снег. Идем, разговариваем, не замечая пьяными глазами строений. Дошли до конца города – Суконной слободы, сидит у угла дома ночной сторож, следивший за приезжавшими ассенизаторами, дабы не лили нечистоты по дороге. Мы его спросили, как пройти на Николаевскую площадь. А сторож говорит: «Какая вам Н.[иколаевская] площадь. Вы доходите до Архиерейской дачи, идите назад». Тут хмель как будто сразу поубавился, а к ногам привязали гири, устали и хочется спать, но идти надо, и скоро. Идем, идем, а все еще далеко. Извозчиков не видно ни души, так едва доползли к 7 ч.[асам] утра. Взошел в квартиру, разделся, валюсь спать, а жена уже встала и говорит: «Чего ложишься, тебе в контору пора». Я хоть часок усну, лег, а она спрашивает: «Где были?», я ей в просонках сказал: «У архиерея в гостях». Она: «Цо-то за халери?». Я ей опять, «Ну как ваш «бискуп»» - «А цо у него было?». Я говорю – именинник был. С тем она отстала, а я уснул. Утром часов в 9 жены сошлись на общую кухню. А жена Н.К. Кузнецова – Юлия – пришла и принесла кальсоны мужа с содержимым, он, оказалось, оклался около ограды церкви Св.[ятого] Георгия и пригоршнями выгребал. Когда моя Марианнушка передала им сказанное мною, они все захохотали и сказали, что мужья всех были у девок. Больше я таких случаев не делал. Бывали и семейные вечера, где больше всего поощрялись: пьянство и карты. Играть я никогда не играл и в руки карт не брал, ненавижу, а выпить больше моего не мог ни один из кампании.