В сентябре нашел квартиру в Суконной Слободе, по Ново-Печатной ул. в доме Кузнецова он же Вольский, артист-комик. Квартира – задний флигель – 10 р. в месяц. Отпросился поехать за семьей. Ехал на пароходе В.[ятско] В.[олжского] пароходства во II классе, общая каюта, сидело нас 4 человека, я, один из братьев Родигиных из Кукарки, земский начальник и студент. Ехали очень весело, рассказы, анекдоты и былины. Я рассказал из прочитанного в газете «Русское слово» за июнь 1906 г., писал Дорошевич, как образовалась «рулетка», игорный дом в королевстве Монте-Карло, и сей господин Родигин слушал со вниманием. А в заключении, когда дошло дело, что попавший в ад святой пастор, имевший дар от Иисуса Христа и Апостолов Петра и Павла, играть в карты и всех обыгрывать. Сначала игра началась: душа на душу, святой ставил свою, а сатана – грешника, затем на две, на 4-ре, на 8 и так до конца. Сатана увеличивает ставку, чтобы отыграться, а наоборот, все проигрывал. Проиграл всех грешников из ада, остался у него сидящий на руках Иуда Искариотский, продавший Христа за 30 серебренников. Сатана осатонел, вошел в ярость и кричит: «Давай на Иуду, на Иуду», а святой ему говорит: «Нет, ты Иуду оставь себе». А этих всех выигранных забрал и повел в рай. Подошел к воротам рая, стучит. Послышался голос: «Кто тут?». Святой отвечает: «Я, такой-то пастор». – «Что нужно?» - «Отворите». Петр, ключарь рая, открыл и ахнул: «Куда столько?». А святой отвечает: «Я вас не спрашивал, сколько Вас. Когда Вы были у меня, а принял всех, так и эти все мои братья». Петру спорить не приходится, пропустил всех в рай. Значит, ад опустел. Теперь что сделал сатана? Са[та]на посылает старого опытнаго черта на землю, чтобы он избрал красивое курортное место, где съезжается жирный и богатый народ, построить там игорный дом «Рулетка» и чтобы кто ни играл, все проигрывались и кончали с собой самоубийством. Их хоронят на специально отведенном под кладбище самоубийц месте, а ад имеет теперь уже сверх комплекта. А дальше будет все человечество там.
     По окончании моего рассказа Родигин ушел из каюты. Сидящий студент говорит: «Вот видите, какие он большие кресты кладет, этот Родигин. Он был старообрядец, а чем они нажили капитал - хотите знать?». Я изъявил желание. Отец этих бр.[атьев] Родигиных, житель слободы Кукурки, расположена на тракту Казань-Вятка, на берегу р. Вятка. Через Кукарку ехали все купцы, доверенные и приказчики на Ирбитскую ярмарку, которая начиналась с Рождества в продолжении всех святок. Родигин содержал постоялый двор, и имел очень красивую жену. Жили супруги Родигины в любви и согласии, додумались и договорились между собой ни с чем не считаться, ни честью, ни с совестью, ни с народным осуждением, а нажить, или еще говоря проще, заработать, хотя подлым путем – деньгу. Решено. Надо приступать к делу. Так, начинается движение обозов с товарами на Ирбитскую ярмарку, едет ухарь купец – москвич, владимирец – офеня, нижегородец – водохлеб, казанец – в тюбятяй и лаптях, а ведь у каждого в санях под козлами лежали мешки и шкатулки с серебряной и медной монетой, тогда еще не имели понятия о банках, не делали аккредитивов казначейства, коммерческих операций не производили, да и не производит. Заезжает к Родигину на постоялый двор, здесь пряжка – станция, отдохнуть, позакусить и коней покормить, в большинстве случаев ехали на своих протяжных лошадях, в кибитках или хороших дородных кожевых, так как почтовых лошадей не хватало. Прибыв к Родигину, приезжему ухарю наперво бросается в глаза красавица хозяйка, любезно встречающая гостей и усердно исполняющая желания заезжаго - предлагает самоварчик, соленьица и яружников (вятские рыжики и овсяной муки колобки-лепешки). Ухарь не слушает уже, что ему предлагает миловидная красавица-хозяйка, его ум, душа и сердце уже полонено ей, его мысли блуждают, составляя план взять эту неприступную Сионскую гору Суворовским штурмом. Обмозговав, зовет хозяина, спрашивает: «Хозяин!» - «Цево изволите?» - «Можно ли достать водочки, с дороги согреться?» - «А ште, мозно». – «Так будь добр, сходи принеси штофчик (2 бут.[ылки]). А далеко это идти-то?» - осведомляется ухарь, соображая при том время, во сколько можно штурмовать Сион. Дает больших медных пятаков на штофчик, хозяин уходит. Ухарь, не теряя даром времени приближается к горе, как пророк Магомед, исполняя слова Христа: если имеет веру хотя в горчичное зерно и скажет горе сей, сдвинься в море, будет по вере твоей. Подходя к горе, и хотел показать свою святость, говорит горе: «Гора, иди ко мне», гора ни с места, - «А если ты не хочешь, я к тебе подойду» и подошел. Тупоумный - но верующий в святость Магомеда народ поверил ему, сказал: «Да, он святой человек». Гора Сион имела потайную западню на себе, и только храбрец ухарь взобравшись на вершину горы, от волнения и сильного напряжения при скорости хода, потерял самочувствие, как очутился в западне, не успев обозреть всю благоухающую природу, как явился владелец и собственник этой красивой природы: озлобев до зверства, схватывает находящийся на условном месте смертоносное орудие, наносит над головой храбреца со словами: «Жить или умереть. Если жизнь дорога, то уходи сейчас же пешком». Ухарь является уже жалким трусом, просит ради Христа даровать ему жизнь, ради маленьких детей. И уходил, оставляя владельцу Сионской горы все имевшееся при нем состояние: товары, деньги и лошадей. Таким путем Родигин не одного ухаря выпроводил со своего двора – пешком.
     Кончив этот рассказ, мы прибыли к пристани Дмитриевка. Я стал складывать свои вещи – сходить. Родигин взошел в каюту: «Разве сходите?». Я: «Да». – «А как на Иуду не сыграем?» - «Нет, другой раз когда». Я сошел с пристани, где встретил Ф.Г. Теленкова, моего хорошего друга, поговорили о моем уходе и новом месте службы, пошел в усадьбу к семье. Всех нашел, Слава Богу, здоровыми. Вечером посидели всей нашей кампанией этого района у кума П.С. Евсеева, они выпивали, а я был простым зрителем их веселья. Они все сожалели, что ухожу от них, как хороший компаньон и товарищ. В то время я, исполняя данное 24/Х-1906 г. себе слово ничего спиртного не пить и один раз в сутки кушать. Хотя обед был мне за счет конторы 10 р. в месяц. Я выдержал такую диету до июля 1909 г. На второй день по приезде я укладывал багаж и домашния вещи. Уложившись, перевез на пристань. Причалил пароход. Погрузили вещи, я пошел с пристани на пароход, а бывшая у нас собака, черная самка «Дамка», за мной, ее не пустили, что вы думаете, у нее из глаз капали градом слезы. Я первый и последний раз видел у собаки слезы, и больше с тех пор собак не держал. Кота, желтой масти, привез в Казань, на пароходе он ходил свободно один, а спать приходил к занимаемому нами месту. Собаку, как потом я узнал, взял мясник из деревни Шишкино, посадил на цепь, она сбесилась, околела. А кота в Казани отравили, не с целью, по соседству была колбасная мастерская Евсеева, они начиненнаго ядом мяса набросали – крысам, а наш кот нашел и наелся, ушел на крышу навеса и тоже околел. Так я лишился первых своих домашних животных друзей.
     В Казани устроились великолепно. Квартира в 3 комнаты, сухая, теплая, все было крашено, благо живший в передней дядя владельца Семен Платонович Цветков был маляр, занимал хорошие места в аристократических домах. Однажды в сентябре, когда юнкера шли из лагеря в крепость, на зимние квартиры, по городу с духовой музыкой, моя старшая дочка Евгения играла на улице, услыхала музыку и побежала туда, пристала к шествию с другими зеваками, и дошла до Рыбной площади. Тут уже начинаются по всем направлениям улиц – магазины с выставкой на окнах разных красивых вещей. Она заинтересовалась и потеряла ориентировку, уже не знала, куда вернуться. Ей было 6 л.[ет] 11 м.[есяцев], начала плакать. Публика, видя ее плачущую, указали городовому. Городовой ее повел в 4-й участок, там на него напер пристав, приказал ему найти родителей и водворить. Городовой спросил ее: «Где они живут? В Суконной что ли?» - «Да, в Суконной». Пришли в Суконную – «На какой улице живете, на Большой?» - «Да, на Большой». Прошли, нет, она дом знала по цвету краски «Розовый», прошли 2-ю Проломную, Лаврентьевскую, и когда взошли на Ново-Песчаную улицу, она увидала наш дом и говорит: «В-о-н наш дом», и побежала вперед, городовой за ней, взошли на двор, городовой увидал жену с прашивает: «Ваша эта девочка?», а жена, шутя, сказала: «Нет, не моя», а она заплакала: «Мамка, как не твоя?». После этого не стала далеко ходить.
     В ноябре 24-го в 4 ч.[асов] утра родилась еще 3-я дочь. Мне в это утро пришлось самому топить печь, повалять хлеба и испечь, а уже потом идти на работу в магазин с опозданием на 2 часа. Эту причину принимали как уважительную. Крещение девочки было 6 декабря. Назвали Екатериной, в день рождения. Кум – Александр Алексеевич Бабиков, а кума – Екатерина Ивановна Горшкова, жена б.[ывшего] повара Булыгина. Исправил великолепные крестины, благо все было доступно. В феврале мне предлагают 3 места: управляющим имением в Спасском уезде г-жи Голосовой, в Елабужский уезд на Сюгинский стекольный завод – Сырневой и Шишкова и в Казани к Евгению Наполеоновичу Остерман – зав. стекольным складом, а служу еще у Бабикова. Я спросил жену, куда бы она пожелала ехать, она наотрез сказала, что никуда не поеду из Казани, тогда я решил перейти к Остерман.