Валя, Валик мой родной!
С победой, славный победитель!
Милый и мой бесконечно родной. 27 мая у меня второй день победы. Я получила твое письмо от 9 мая. Это счастье мое, весна, солнце, победа! Мой любимый жив и здоров. Еще в 1943 году после нашей встречи я писала тебе что понятие «Победа» стало для меня немного иным после нашей встречи. И это оправдалось, родной. До этого Великого Дня я жила этим огромным желанием, мечтой.
Мы победили и мой любимый, бесконечно родной жив! Я этого не знала 9 мая, но верила, как в эти три тяжелых года. Хотя от твоих родных и получала тревожные и беспокойные письма. Я даже взяла на себя смелость поделиться с ними своей огромной верой и успокоить, что ты жив и здоров и счастливо возвратишься к ним.
День победы я встретила незабываемо и неразделимо с тобой. Вместе со всем нашим прекрасным народом в рядах советского студенчества я участвовала в грандиозной демонстрации в честь Победы. Такого всеобщего торжества народа я не видела за всю свою жизнь. На улицы вышли все. Все ликовало, смеялось, пело. С полей боев и победы в наши мирные города вернулось замечательное наше громовое «Ура». Оно не смолкало на улицах, торжественных вечерах. Это – поистине ВЕЛИКИЙ ДЕНЬ.
Хотелось бы весь его сохранить в памяти на всю жизнь: то великое чувство гордости, счастья и ликования. Это – гордость за нашу Родину, наших прекрасных чудо-богатырей-победителей, наш могучий народ.
Вас, воинов-фронтовиков, не было с нами. Ужасная фашистская Германия осталась далеко и навсегда позади, но в этот день она была невыразимо близка. Наши родные и любимые гордой поступью шагают по ней, утверждая и возвещая всему миру победу над Германией и смерть фашизму.
Радость эту мы чувствовали вместе, как мы и мечтали об этом, хотя и в разных уголках земли. Рано утром я написала тебе поздравительную телеграмму на адрес: «Берлин, полевая почта 08744», ибо ты в предыдущем письме говорил о Коневе, или Жукове. Но я только написала, ибо на телеграфе сказали, что с Берлином связи еще нет. Текст телеграммы берегу. Письма в то время я уже отчаялась писать тебе потому, что ты их все равно не получаешь.
В 6 часов вечера мы с тобой пошли к нам в институт на студенческий вечер, который прошел в исключительно торжественной и радостной обстановке. Речи у всех были необыкновенно душевные и счастливые. А встречи знакомых! Мой родной, если бы встретились в этот день, он, наверное, никогда бы для нас не кончился. Но у нас еще впереди этот лучезарный, бесконечный день.
После малюсенького письмеца от 9 мая, моего крылатого счастья, я буду ждать от тебя хоть слово о встрече. Пока я считаю, что в самое ближайшее время ее невозможной, хотя ты в своем предыдущем письме пишешь, что я могу побывать у тебя в Германии и даже велишь обдумать. Только одно слово: «Подумай!». Подумал ли ты? Я смотрю на это прежде всего, как на встречу с любимым, желанную даже при невозможных условиях и отвечу: «Да, я желаю и жду встречи с тобой». Но это может быть только на родной земле. А если бы ты смог выполнить мое желание увидеть Германию, мы поехали бы туда вместе.
Мои каникулы начнутся с 16-го июля. Приезжай, Валя. Ты напомни своему начальнику штаба дивизии его обещание после окончания войны отпустить тебя к Ане, а приехать к тебе она одна не может, потому что ее одну без тебя не пустят папа с мамой. Прости, Валик, мне эту шутку, но, по-моему, при всем нашем желании затея эта невыполнима. Подумал ли ты, с какими это трудностями сопряжено, и что я без твоей помощи (документов) ничего не смогу сделать. Как и в предыдущем одном своем письме я прошу тебя больше не писать так безответственно о встречах. Я не знаю, Валя, когда кончится твоя военная служба, но ты должен хотя бы в отпуск съездить к матери. Твои сестры все время пишут о слабом ее здоровье.
ГИА ЧР. Ф. Р-2461. Оп. 1. Д. 29. Л. 385. Копия.
Оригинал письма хранится в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ).
|