После этого я пошел домой. Было у меня 25 п.[удов] ржи и 16 п.[удов] пшеницы, помолом ободрал проса, получился мешок пшено, стал собираться на сторону за хлебом. Были лыки: из них наплел 23 пары лаптей и пестерь, который плел 24 часа. Потом объявил людям, кто хочет хлеба, давали бы мелкие вещи, царские и Керенские деньги всякого достоинства. Для семьи зарезал корову, хлеба оставил 41 п.[уд] муки и пудов 5 ½ пшена и 6 пудов лебедной муки. Денег собрал всех 82000 кредиток, 52 р. серебра, 5 р. золотой и своих было 4500000 советских. Прибыли по договоренности от Боганинского лесничества двое, я и Александр Смольков, тронулись на Казань. Из Казани Смолькова вернул обратно, а вещи принял под расписку себе. По купленному билету у такого же самохода на Красноярск за 150000, а в Шихранахузнал, что в Сибирь – Челябинск не пускает. Мы решили ехать до Москвы. Доехали до ст. Чарюсти, контроль. За неправильный проезд с нас штраф по 40000, уплатили. Прибыли в Москву, снесли мешки к выходу из вокзала, положили у стены и по очереди дежурили. Здесь еще к нам пристали трое села Чувашской Кондраты, стало шесть. Я больше делал разведку, куда лучше ехать. Ходил к другу Фролу Сергеевичу Лобкову, Сокольники, Глебовская ул. № 13, и Николаю Ивановичу Савостьянову, Арбатская площадь - Цветной бульвар. У Савостьянова мне рекомендовали ихняго зятя Смородинникова, который взял на себя хлопоты по обмену царских денег на советские по существующему эквиваленту. На другой день в 7 ч.[асов] вечера, я с Ивановым пошли к Савостьяновым, куда пришел Смороденников, принес денег, сели и стали обменивать: екатеринкив 100 руб. 150000 за 1000, Петра I в 500 р. 50000 за 1000, в 50, 25, 10 р. достоинства 10000 за 1000. золото за 10 р. 1050000, а серебро 4000 за 10 руб. керенки 1000250-34000 за 1000, 40-рублевыя 4000 за 1000 и 20 руб. 30000 за 1000. Я всего обменял: 82000 кредиток 52 р. серебра и 5 р. золотой. На 2.190.000 и с дома было взято 4.500000 советских. На это деньги с помощью Смородинникова купили 14 кусков мануфактуры – табы, и поехали до ст.[анции] Себеж, от Москвы посадили нас в прицепной товарный вагон. Доехали до гор. Ржева, вагон отцепили. Я к н[ачальни]-ку ст.[анции] к дежурному, сказали: «Утром поедете с почтовым». Вещи перенесли в вокзал, сложили к сторонке. Я пошел в город. Вернулся, мои ребята облегли кругом вещи – спят, мне лечь негде, я ушел в зал 1 класса и лег за дверью на пол ближе к теплой печке. Ночью я не слыхал, как за меня лег какой-то человек, а из моего кармана исчезли часы «Дуплекс», серебряные, с накладным червонным золотом, секундомер, очень точно ходили. Я из-за них продал золотые часы в Казани Печатникову Минею Абрамовичу за 1050 рублей, на эти деньги купил у Шакира Садыкова два тулупа. Крытый – белый мех, и черный – черный мех.
     На утро пришел из Москвы почтовый, нас посадили. В Себеж приехали утром часов в 5. Нашли водогрейку, дров, затопили, вскипела вода, мы напились, закусили. Ждем 8-и часов, открытия багажной приемки. Я подошел к человеку и спросил его, сколько принимают хлеба – багажом? Он говорит: «Ни фунта, ибо получено распоряжение от Губпомгола, ввиду сбора семенного фонда, хлеб на отправку не принимать». Делать нечего. Берем билеты до ст.[анции] Новосокольники и едем обратно с отходящим поездом. Прибыли около 10 ч.[асов] дня и на базар. Расположились со своими товарами. Люди ходят, смотрят, но никто ничего не берут. У меня были кожаные сапоги сына, две кожаные тужурки. Подходит женщина дер. Боровинка и сторговала сапоги и обе тужурки по два пуда. За ней стали подходить, брать вещи и ситец. Я не успеваю отмерять и подсчитывать, а другие вешать хлеб. Так до 3-х ч.[асов] дня собрали 89 пудов рожь, ячмень и горох. Перенесли мешки к ж.[елезно]д.[орожному] служащему в сарай, а сами пошли в д. Боровинка, к моей первой покупательнице, у нея ночевали, кое что еще продали. Я ей продал еще два тулупа за 8 п.[удов] гороха. На утро перешли в следующую деревню, где распродали дочиста, собрали хлеба 369 пудов. На мою долю было 69 п.[удов], остальной 300 пуд.[ов] на пять человек. Хлеб свезли на станцию. Тут заболел тифом человек от лесничества – Тихонов, его пришлось поместить в лазарет Красного креста, а те его переправили в гор. Ржев в больницу.
     Как только собрали хлеб, я написал заявление н[ачальни]-ку станции об отпуске нам вагона под погрузку хлеба. Н[ачальни]-к мне сказал: «Идите в товарную контору, и внесите 60 тыс. рублей залогу». Я пошел. Прихожу, а мне там показывает телеграмму от Псковского Губпомгола о запрещении вывоза хлеба, и взял эту телеграмму, пошел с ней к н[ачальни]-ку. Я за ним. Н[ачальни]-к прямо заявил: «Я не могу нарушать закона», а сам пошел обедать. Я немного подумал и пошел к нему на квартиру. Вызвал его на кухню, стал просить, он на меня заорал, что я ему не даю спокойно обедать. Пришлось ретироваться. Пришел на квартиру д. Боровинки, говорю ребятам, что поеду в г. Москву в Центр. Собрал все бумажки ото всех, на ст.[анции] ж.[елезной] д.[ороги] беру билет и еду. Это было 24/XII-1921. канун Р.[ождества] Х.[ристова]
     На ст.[анции] Новоиерусалимская - Посад Воскресенский прибыл утром часов в 6. Пошел в Посад к Александру Карелину. Это был мой и Н.М. Гусева, на фронте в 1917 г. вестовым, когда я служил в этой роте делопроизводителем, чиновником военного времени. Пришел к нему около 8 утра, он еще был в постели. Ему сказали. Он встал, и как было видно по неубранному столу, после вечерней гулянки, встречали праздник. Он поспешно встал, чай, закуски и допили оставшуюся в графине водку. Потом он показал мне свое заведение: мельницу и трепалку-лошадь. Дом и заведение было кирпичное. Жил, как надо было полагать, на большой. Вечерним поездом я поехал в Москву. Прибыл в Москву и с вокзала – на Варламскую ул., дом № 4 Советов, где принимал М.И. Калинин и Председатель Центрального Помгола – Моргунов. В первый день я ничего не мог добиться. К М.[ихаилу] И.[вановичу] очереди до 4-х-5-и сот, а Моргунов отказал. Я в Поварский переулок в д.[ом] Представительства, к Казанскому представителю Ганееву. Это был молодой татарин и секретарь, говорящие оба по-русски хорошо. Я ему изложил суть дела подробно и показал документы на 1500 едоков. Он мне говорит: «Моя батька тоже может быть голодна, [ку]ашать нет». А потом оказалось, его батька Ганеев, закупал для казны лошадей и замотал 140000000. Но в конце все же он написал бумажку в ЦУПГ, дали мне. Я пошел в Кремль. У ворот в будке дали пропуск. Прошел две пары часовых, взошел в здание Арсенала, там дали другой пропуск в комнату № 52 к Моргунову. Взошел в нему, подал бумажку, а он: «Вы опять ко мне?». Я говорю: «Куда направляют, туда иду». Взял мою бумагу, прочитал и бросил борзописаке, сказал: «Напишите ему». Этот начал писать да не туда, я ему сказал, что не Новгородскому, а Псковскому ГубПОМГОЛу, он эту бумажку смял и бросил под стол, стал писать новую, написал, Моргунов подписал, печать приложили, дали регистраторше, она записала и дала мне под расписку. Я взял бумажку и ходу тем же путем. Вышел из Кремля и на городскую ст.[анцию] ж.[елезной] д.[ороги] на Театральном проезде в гостинице «Бристоль». Пришел и встал в очередь 151-й, выдача в 4 часа. Стали давать билеты. Публика подвигалась ходом. Один только кричит: «Готовь деньги», сам компостирует билеты, а считает другой. Подхожу я: «Куда? Псков-Бологое нельзя, пограничная полоса» - «Ну давай Ленинград» - «75000». Отдаю деньги, получаю билет, бегу на трамвай, ехать в Сокольники, Глебовская ул. № 13 к Ф.С. Лобкову, где оставался мой пестерь с вещами и деньгами. От Преображенской заставы идти пешком версты 4. Я бежал бегом, боясь опоздать. Прибежал, забираю вещи, а покойная жена Ф.С. Л.[обкова] говорит: «Д.[митрий] А.[нтонович], садитесь закусите!». Я, поблагодарив, отказался, тороплюсь. Обратно бежал также. На кольце трамвая сел скоро. Подъезжая к Северному и Октябрьскому вокзалам, время было 6-40, я забежал в чайную, попросил на скорую руку чего либо горячего покушать. Дали супу или баланды – не понял, поел и на вокзал. Посадка. Я на перроне у мальчика купил две свечи по 10000, сел в вагон. Темно, огней нет и стекол нет, зашиты фанерой. В темноте, а все же нашел себе место. Уселся, зажег свечу, вещи на колени, так ехали до Ленинграда, куда прибыли в 10 ч.[асов] утра 1/14 января. Новый год. С вокзала иду на гор.[одскую] ст.[анцию] ж.[елезной] д.[ороги], где висит объявление: в продаже билетов 75, а на списке людей более 700 чел.[овек]. Я ушел и думаю – так отсюда не выедешь. Наутро билетов 65, а едущих еще больше. Думаю, надо ехать на вокзал и просить носильщика, скорее дело будет. Приезжаю на вокзал, ходит носильщик № 143. Я ему говорю: «Друг-товарищ, будь добр, приобрети мне билет до Пскова. Сколько стоит - получи». Он расспросил меня, по каким делам еду. Рассказал ему все точно, он говорит: «Да, я с этим делом был знакомый в 1919 г. ездили в Пермь, да у меня билет есть, остался вчерашний, только поставить остановку.» - «Хорошо, сколько стоит?» - «140000 руб.». Отдаю ему деньги и прошу к 9 ч.[асам] вечера оформить билет. Ночевал я три ночи на Б.[ольшой] Манежной улице № 84 у бывшаго своего начальника адъютанта Управления Артиллерии 5-го Арм.[ейского] корпуса капитана Георгия Константиновича Ерошевича. С 1902 г. он был переведен в распоряжение главного артил.[лерийского] Управления и был правитель канцелярии Вел.[икого] Князя, Алексея Александровича, по сбору добровольных пожертвований на добровольный флот. Я у него купил две рулетки за 75000. Одна – лента 5 саж.[ень], а другая – домашняя игра. При отъезде очень сожалел, что не пришлось с ним проститься лично, а только запиской. Я боялся опоздать на трамвай, ходивший только до 7-и час.[ов] вечера, а он запоздал с занятия. Очень было жаль не простившись. Приезжаю на вокзал, 9-ть, поезда нет. 10, 11, 12 и 1 час – нет. Стали формировать из товарных худых вагонов состав: вагоны безбокие, без дверей, с худыми полами, печей нет. Холодище. Я сидел в вагоне один, все время ходил на ногах. Верст 200 прошли, а там поезд, который мы ждали, стоит на пути, занесенный снегом. Прибыл в Псков утром часов в 9. Бегу прямо в ГубПомгол. Там посылают к другому, от другого снова к первому. Я не выдержал, а в сурьезной форме возразил: «Я ехал сюда не бегать собирать адреса квартир ваших сотрудников, а по очень сурьезному делу голодных людей, что прошу не издеваться надо мной». Тогда мне сказали обождать до 2-х часов, придет председатель. Я стал терпеливо ждать. Пришел человек, взял у меня бумажку, прочитал и сейчас же приказал написать мне разрешение на вывоз хлеба. Получил и на вокзал. Вечером выезжал на ст.[анцию] Новосокольники, куда прибыл часов в 11 дня. Встречаю своего человека, и от него узнаю, что они погрузились, совместно с Шихранской организацией и оставили по 1 человеку для сопровождения, остальные уехали домой. Я справился, взяли ли мои вещи и 4-й гороху с квартиры в д. Боровинки – нет. Пошел туда, дома был хозяин, которого попросил подвезти [в] город до вокзала. Взял билет до Казани, а багаж до Москвы. В Москве багаж получил, нанял салазки за 50000 до Казанского вокзала. К билету нужен плацкарт. Прошу носильщика взять плацкарт. 250000 плацкарт и 250000 носильщику, 250000 часовому в дверях, чтобы выйти на перрон, 250000 часовому у вагона, чтобы сесть. Вот как грабили проезжающих по ж.[елезной] д.[ороге] А едущие с Юга и Киева говорили: «На вокзалах ЧЕКа ходит по вокзалу и говорит: «Дашь – поедешь, не дашь – не поедешь»». Так некоторые ездили на Умань, купили по 15 пуд.[ов] хлеба, а везут по 5 п.[удов] 10 п.[удов] ушло чекистам. Мне тоже туда советовали и рекомендовали из Москвы забрать суровых ниток. Я справился по карте ж.[елезной] д.[ороги], и оставил этот вопрос открытым.